Фотоальбом «Юрий Алексеевич Гагарин на Брянщине в мае 1966 года». Часть 1
Фотоальбом «Юрий Алексеевич Гагарин на Брянщине в мае 1966 года». Часть 2
Юрий Алексеевич Гагарин на площади К. Маркса
У здания заседаний обкома партии (ныне здание областной думы)
Юрий Алексеевич Гагарин в Сеще
Визит в Новозыбков и Клинцы
Встреча в Клинцах в средней школе №1
Юрий Алексеевич Гагарин в Новозыбкове
Юрий Алексеевич Гагарин принимает хлеб-соль в Новозыбкове
Газеты Брянщины о визите Юрия Алексеевича Гагарина
Посвящается первому лётчику-космонавту, Юрию Алексеевичу Гагарину
Александр Твардовский
* * *
Нет, не родня российской громкой знати
При княжеской фамилии своей,
Родился ты в простой крестьянской хате
И, может, не слыхал про тех князей.
Фамилия - ни в честь она, ни в почесть,
И при любой обычная судьба:
Подрос в семье, отбегал хлеботочец,
А там и время на свои хлеба.
А там и самому ходить в кормильцах,
И не гадали ни отец, ни мать,
Что те князья у них в однофамильцах
За честь почтут хотя бы состоять.
Что сын родной, безгласных зон разведчик,
Там, на переднем космоса краю,
Всемирной славой, первенством навечным
Сам озаглавит молодость свою.
Игорь Ринк
Из поэмы «Сын века»
...Загорелись грядою красною
Огоньки над командным пунктом.
Чей-то голос октавой властною
Счёт обратный повёл секундам...
«Четыре... Три... Два... Один... Старт!»
Словно замерло вдруг мгновение,
Натянув параллели-нервы,
С небесами принять сражение
Ты в зенит устремился первым.
И твоею надёжной свитою
Став навеки в минуты эти,
Лишь тебе одному завидуют
Все мальчишки на всей планете.
Над Землёй пробивает воздух
Твой могучий корабль пятитонный
Ты - в пути, но не так-то просто
Обмануть старика Ньютона.
Всё, что в этом пути покажется,
Он тебе рассказал заранее...
Ускоренье свинцовой тяжестью
Навалилось тебе на сознание.
Заметались круги зелёные,
И в глазах у тебя померкло,
Только камера телевизионная
Видит всё беспощадно, как зеркало.
Для того, чтоб земные жители
Не в придуманном кем-то анапесте,
А в натуре тебя увидели,
В богатырстве твоём и в слабости.
Для того, чтоб из наших буден
Путь прокладывая к победам,
Были к схватке готовы люди,
Что пойдут за тобою следом...
Владимир Высоцкий
Первый космонавт (I)
Я первый смерил жизнь обратным счётом.
Я буду беспристрастен и правдив:
Сначала кожа выстрелила потом
И задымилась, поры разрядив.
Я затаился и затих, и замер,
Мне показалось, я вернулся вдруг
В бездушье безвоздушных барокамер
И в замкнутые петли центрифуг.
Сейчас я стану недвижим и грузен
И погружён в молчанье, а пока
Горн и меха земных газетных кузен
Раздуют это дело на века.
Хлестнула память мне кнутом по нервам,
В ней каждый образ был неповторим:
Вот мой дублёр, который мог быть первым,
Который смог впервые стать вторым.
Пока что на него не тратят шрифта:
Запас заглавных букв - на одного.
Мы с ним вдвоём прошли весь путь до лифта,
Но дальше я поднялся без него.
Вот - тот, который прочертил орбиту,
При мне его в лицо не знал никто.
Все мыслимое было им открыто
И брошено горстями в решето.
И, словно из-за дымовой завесы,
Друзей явились лица и семьи:
Они все скоро на страницах прессы
Расскажут биографии свои.
Их - всех, с кем вёл я доброе соседство,-
Свидетелями выведут на суд.
Обычное моё босое детство
Обуют и в скрижали занесут.
Чудное слово «Пуск!» - подобье вопля -
Возникло и нависло надо мной.
Недобро, глухо заворчали сопла
И сплюнули расплавленной слюной.
И вихрем чувств пожар души задуло,
И я не смел или забыл дышать.
Планета напоследок притянула,
Прижала, не желая отпускать.
Она вцепилась удесятерённо,
Глаза, казалось, вышли из орбит,
И правый глаз впервые удивлённо
Взглянул на левый, веком не прикрыт.
Мне рот заткнул - не помню, - крик ли, кляп ли,
Я рос из кресла, как с корнями пень.
Вот сожрала всё топливо до капли
И отвалилась первая ступень.
Там, подо мной, сирены голосили,
Не знаю, хороня или храня.
А здесь надсадно двигатели взвыли
И из объятий вырвали меня.
Приборы на земле угомонились,
Вновь чередом своим пошла весна.
Глаза мои на место возвратились,
Исчезли перегрузки, - тишина.
Эксперимент вошёл в другую фазу.
Пульс начал реже в датчики стучать.
Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу,
И получил команду отдыхать.
И неуютно сделалось в эфире,
Но Левитан ворвался в тесный зал -
Он отчеканил громко: «Первый в мире!»
Он про меня хорошее сказал.
Я шлем скафандра положил на локоть,
Изрёк про самочувствие своё...
Пришла такая приторная лёгкость,
Что даже затошнило от неё.
Шнур микрофона словно в петлю свился,
Стучали в ребра лёгкие, звеня.
Я на мгновенье сердцем подавился -
Оно застряло в горле у меня.
Я отдал рапорт весело, на совесть,
Разборчиво и очень делово.
Я думал: вот она и невесомость,
Я вешу нуль, так мало - ничего!
Но я не ведал в этот час полёта,
Шутя над невесомостью чудной,
Что от неё кровавой будет рвота
И костный кальций вымоет с мочой.
Владимир Высоцкий
Первый космонавт (II)
Всё, что сумел запомнить, я сразу перечислил,
Надиктовал на ленту и даже записал.
Но надо мной парили разрозненные мысли
И стукались боками о вахтенный журнал.
Весомых, зримых мыслей я насчитал немало,
И мелкие сновали меж ними чуть плавней,
Но невесомость в весе их как-то уравняла,
Там после разберутся, которая важней.
А я ловил любую, какая попадалась,
Тянул её за тонкий невидимый канат.
Вот первая возникла и сразу оборвалась,
Осталось только слово одно: «не виноват».
Между «нулём» и «пуском» кому-то показалось,
А может - оператор с испуга записал,
Что я довольно бодро, красуясь даже малость,
Раскованно и браво «Поехали!» - сказал.
Борис Дубровин
Товарищ наш
Пусть дышится Гагарину легко,
Пусть мчится сквозь закаты и рассветы...
Никто и никогда так далеко
Не отрывался от родной планеты.
Он мужеством Отчизны наделён,
Он бросил неизведанному вызов.
Никто и никогда ещё, как он,
Вдруг всей Земле не становился близок.
Товарищ наш вернулся полный сил!
Он - высший взлёт штурмующего века -
Сердца народов он объединил
Великой гордостью за человека!
Степан Щипачёв
Первый
Далёкие туманности клубя,
Всей красотою необыкновенной
Вселенная глядела на тебя,
И ты глядел в лицо Вселенной.
От угольно-холодной черноты,
От млечных вьюг к людской согретой были,
Советский человек, вернулся ты,
Не поседев от звёздной пыли.
И Родина приветствует тебя,
И человечество стоит и рукоплещет,
И, спину непокорную горбя,
Вселенная к тебе склонила плечи.
Семён Кирсанов
Вернулся!
Взлёт за взлётом сотрясали воздух.
Человек сказал: - Теперь - я сам!
И в минуту ближе стали звёзды
к юношеским радостным глазам.
И в минуту все тысячелетья
замкнутости жизни на Земле
кончились полётом на ракете -
на могучем нашем корабле.
У приёмников толпились семьи,
начался необычайный век -
в те минуты Солнечной системе
душу дал советский человек.
Дальним маяком сверкнул Меркурий,
Солнце грело корпус корабля,
а Земля всё спрашивала: - Юрий,
Юрий, как ты чувствуешь себя?
Проверяла сердце, чёткость пульса,
а когда герой помчался к ней,
слово гордой радости: - Вернулся! -
стало лучшим словом всех людей!
Пётр Нефёдов
Баллада о шнурке
(По рассказу матери первого космонавта Анны Тимофеевны Гагариной)
На башнях древнего Кремля
Светился звёзд рубин.
Ждала торжественно Земля,-
К ней возвращался сын,
Её любимец и Герой,
Впервые побывав
Там, за невидимой чертой
Всех граней и застав.
- Ну что ж, пора,- он быстро встал,-
Приехали домой.-
И тут же одеваться стал,
Спокойно-деловой.
И грянул марш из тысяч труб,
Лишь он успел шагнуть
На ту дорожку по ковру,
На вечной славы путь.
Он шёл, и миллионы глаз
Следили из дали
За ним, кто в космос в первый раз
Шагнул с родной Земли.
И среди всех родная мать,
И строже и нежней,
Смотрела, ну ни дать ни взять,
Как в пору давних дней,
Когда ещё мальчонкой он
У ног её сновал...
Он шёл, а мир со всех сторон
Ревниво наблюдал.
Заметила лишь мать одна
Развязанный шнурок,
Всем сердцем вспыхнула она:
- Да как же ты, сынок?
Ты что же, Юрушка родной,
Да как же это так?..-
А он дорожкою цветной
Держал гвардейский шаг.
Там, за спиной, - сто восемь тех
Космических минут...
И встал он на глазах у всех,
Свой путь окончив тут.
Завязан снова был шнурок,
Да он и не мешал.
И только мать:
- Ты что ж, сынок,
С шнурком-то оплошал?
Он улыбнулся ей в ответ,
Шепнул:
- Видать, и впрямь
Глаз материнских зорче нет,
Прости, не знаю сам...
Так, мать улыбкой веселя,
Был счастлив человек,
И ту улыбку вся Земля
Запомнила навек.
Василий Фёдоров
Из поэмы «Седьмое небо»
Что сон?!
Фантазия!
Наитье!
Но станет жизнь вдвойне ясна,
Когда реальное событье
Ворвётся продолженьем сна.
Гагарин!.. Юрий!..
В счастье плачу,
Как будто двадцать лет спустя,
Отбросив тяжесть неудачи,
Взлетела молодость моя,
Всё близко сердцу.
На планеты
Как будто я и впрямь летал.
Скажи, горячего привета
Мне там никто не передал?
И не стыжусь,
И не краснею,
Что ты, свершая свой полёт,
На двадцать лет пришёл позднее
И на сто лет уйдёшь вперёд.
Мы люди разных поколений,
Но на дороге голубой
Я рад всем точкам совпадений
Моей судьбы
С твоей судьбой.
Чем круче хлеб,
Тем жизнь упорней.
Я рад, что мы с тобой взошли
От одного большого корня
Крестьянской матери-земли.
Деревня,
Школа,
Логарифмы,
Литейка,
Лётная пора.
Всё было схожим, даже рифмы
На остром кончике пера.
Мы жили словно в дружной паре,
Точнее - шли мы следом в след.
Я просто Горин,
Ты Гагарин,
Но двадцать лет
Есть двадцать лет!
Недаром же,
По воле века,
Приход достойных торопя,
Меня испытывала Вега,
Чтоб не испытывать тебя.
Чтоб волю дать твоим дерзаньям,
Когда ты рос, как все, шаля,
Меня подвергла испытаньям
В те дни тревожная Земля.
Чтоб, дерзкий,
Ты взлетел с рассветом
И возвратился в добрый час,
Мы всё стерпели, но об этом
Я поведу другой рассказ.
Я расскажу иными днями,
В словах по сердцу и уму,
Какими трудными путями
Мы шли к полёту твоему...
Феликс Чуев
Этот день...
Мне ровно двадцать.
Мне такие лета,
как было двадцать лет тому назад.
А над Москвой -
высокие букеты,
апрельский лепестковый звездопад.
И непривычность имени Гагарин
звучала как названье высоты,
какую приоткрыл смоленский парень,
ровесник водопьяновской звезды.
Я чувствовал дыхание планеты
в колоннах молодого торжества,
и мне казалось:
после Дня Победы
такого дня
не видела Москва.
И то, что после,
то, что будет дальше,
что нам подарят новые года,
решит неразрешимые задачи,
но праздничней не станет никогда.
Другие парни выйдут на орбиту
под звёздами раскрученных высот,
и той улыбки подвиг незабытый
на их судьбе задумчиво блеснёт.
1981
Антал Гидаш
(перевод с венгерского В. Гусева)
Стихи о первом космонавте (фрагмент)
Мы полюбили навсегда того,
Кто первый пролетел средь звёздных далей,
Кого мы жадно слушали и ждали,
Чьё возвращенье - света торжество.
Мы полюбили навсегда того,
Чей взлёт - надежда наша и победа,
Кто звёздам все мечты Земли поведал,
Чьё возвращенье - мира торжество.
И любим синь родную небосвода,
Луну, что в эту ночь наверняка
Оденет ради праздника шелка...
Но ты, Земля, отчизна всех народов,
Милей всего, любима на века!
Эма Сёко
(перевод с японского К. Гусева)
Космонавту
Тобою восхищён весь шар земной.
Свою любовь и радость вечной данью
Тебе он дарит, первый космонавт.
Не чудо - подвиг твой.
В нём люди видят правду.
И я сегодня думаю о нём.
Учёными исполнены мечты
И сокровенные желанья наши,
Пришедшие к нам от далёких предков.
Подумать - стали звёзды и Луна
Для нас навеки добрыми друзьями.
Подумать - недалёк тот день, когда
Мы ступим на Луну, помчимся к звёздам.
Всё это - вести завтрашнего дня,
Что светится нам, как твоя улыбка.
Нам радость обещает шар земной,
Усыпанный весенними цветами
В честь твоего чудесного полёта,
Невиданной победы, космонавт.
Алексей Сурков
Памяти сокола
Безгласный, он застыл на смертном ложе,
Свершив по жизни путь недолгий свой.
А сердце и не хочет и не может
Смириться с этой вестью роковой.
Я вспоминаю в этот день печальный,
Как, сказку воплотивший наяву,
Счастливый, гордый встречей триумфальной
Вернулся он из Космоса в Москву.
Изведать радость взлёта в Космос снова
Лелеял он в душе своей мечту.
И, смелый сокол, к подвигу готовый,
Он жадно устремился в высоту.
И смерть... Удар безжалостный и грубый...
Но не затмит горючая слеза
Свечение улыбки белозубой
И озорные, дерзкие глаза.
И навсегда останется нетленной
Среди племён, живущих на Земле,
Любовь к тому, кто на простор Вселенной
с Земли на первом корабле.
Феликс Чуев
Минута Молчания (фрагмент поэмы)
Гордой памяти Юрия Алексеевича Гагарина
Так больно, что не плачу, не рыдаю.
ты жил во мне как самый близкий, свой,
не потому, что слава мировая,
а потому, что парень мировой.
Такой родной, как летний марш «Всё выше»
над праздничной, ликующей Москвой.
И скорбной.
...арин.
...гарин.
Я не слышу.
Ведь для меня ты больше, чем живой.
Земную славу ханжески не прятал,
а нёс её, ворочал на плечах,
так нёс её, тяжёлую, что рядом
никто совсем того не замечал.
Теперь она размечена по числам.
Живое отливается в металл.
Музея из тебя не получилось.
Ты лётчиком остался.
Ты летал.
Есть тайны неба. И случилось что-то.
Стою перед воронкою, скорбя.
Держу в руке осколок самолёта -
холодный сплав дюраля и тебя.
Твой МиГ тонул, впервые обессилев,
впервые неподвластен и тяжёл.
Ты к миру вышел из берёз России
и под берёзу русскую ушёл.
Твой МиГ тонул. И, землю пробивая,
он вызвал к свету родничок живой,
и кровь твоя, навеки молодая,
течёт сейчас в артерии земной.
Бьёт родничок, и озерко возникло.
Берёзки в нём вершинами сошлись.
И все цветы, что на земле поникли,
в нём отражённо улетают ввысь.
Как шум шагов в Краснознамённом зале,
там ходит ветер, травы теребя.
Мы видели в цветах твои медали,
но мёртвого не видели тебя.
Покуда землю обнимает солнце,
Гагарин с нами, негасимый, наш -
ведь в каждом беспокойном комсомольце
он продолжает свой партийный стаж.
И пусть не всем космические бури
и небушка крутая благодать,
но будет вечно чистый образ Юры
безумство храбрых ввысь благословлять!
И я храню апрельскую листовку,
и внукам, как святыню, передам -
пусть прикоснутся к радости "Востока"
и к обожжённым болью временам.
1968
Николай Анциферов
У самолёта Юрия Гагарина
Юрия Гагарина машина -
Рядовой
Обычный
Самолёт.
Расскажи нам,
Птица,
Расскажи нам,
Как летать учился
Твой пилот?
Ты на ус немало
Намотала
Из его
Космической судьбы...
Жаль - ещё такого
Не бывало:
Чтобы интервью взять
У металла...
Птица, птица...
Если б да кабы...
Расскажи, пожалуйста,
Поведай.
Хочешь,
Перейду с тобой на «вы»?
Птица, птица...
Как с ней не беседуй,
Словом не обмолвится,
Увы.
Пьедесталом скованная
Птица.
Снится по ночам тебе?
Не снится?
Видится
Космическая высь?
Будем откровенны:
Не сердись.
Ты своё честь честью
Отслужила.
Ты покой достойно
Заслужила...
В космосе летят сегодня
Трое.
Поклоняюсь мужеству
Людей.
Но, пожалуй,
Не было б героев
Без твоей поддержки.
Без твоей.
Феликс Чуев
* * *
- Какой он в детстве,
Анна Тимофевна?
- Он был, он был... - задумалась она, -
как звёздочка, - ответила напевно
и снова замолчала у окна.
Он был... Он был...
Я тоже вспоминаю.
В его чертах отсутствовала ложь
и вечность обозначилась такая,
что долго на земле не проживёшь.
Ему не станет жестом поминальным
или бенгальским временным огнём
признание, что был он гениальным,
поскольку подвиг воплотился в нём.
Вы скажете, что вовсе не такой он,
а был он прост, как этот белый свет.
И всё же не посмотрите спокойно
и равнодушно на его портрет.
1981
Юрий Павлов
Поле бессмертия (фрагмент)
Вся грустная повесть, как песня неспетая,
Лишь вспомню, и к горлу подкатится ком:
Я вижу: Гагарин летит над планетою,
С которой навек обвенчался витком...
Летит над полями - смоленскими, гжатскими,
Над малой речушкой и сельским прудом,
Над Русской равниной с могилами братскими,
Где в гулких просторах родительский дом.
И вновь вспоминается утро апрельское
И прерванный в школе последний урок,
И светлые слёзы учителя сельского,
Сдержать он которые так и не смог...
Прорыв тот, взорвавший планеты спокойствие,
Наделавший шума, смятенья в умах,
Явил, что не только покорность нам свойственна -
Высокий полёт и вселенский размах!
О, мудрость славянская с русскою удалью!
Тебе выстилали тропинки из роз
Базары Каира и улочки Суздаля,
Где в давние годы мужал я и рос.
Радушие встреч с хороводами, пением -
Впервые с тех майских победных времён
Народ мой за всё своё долготерпение
Сполна этим праздником был одарён.
Я счастлив: тогда и была мне подарена
Живая, не с телеэкранов и книг,
Такая родная улыбка Гагарина -
Далёкого детства счастливейший миг!
Планеты Земля стал он сыном прославленным,
Полпредом великой доселе страны,
И вновь отступал, огрызаясь затравленно,
Повсюду маячивший призрак войны...
Мы с ним одного были имени-племени,
Нас русские матери так нарекли.
Мы гордые дети великого времени,
Всё так начиналось! Мы столько б смогли...
Но дикая воля... Судьбы ли крушение...
Беда начала свой отсчитывать срок...
Однажды Земли одолев притяжение,
В тот день роковой одолеть он не смог...
Земля распахнула объятия преданно,
Секунду бы, две: лишь разверзнется мгла...
Когда-то, пустив его в путь неизведанный,
В обычный полёт отпустить не смогла...
Найдутся ль слова, как совет утешительный,
Чтоб в жизни остаться на самом краю:
Рвануть бы ему рычаги порешительней
И вырвать у смерти секунду свою!...
Но взрыв покатился над Русской равниною,
И ахнули Альпы, и вздрогнул Памир,
И схлынули белые снеги лавинами,
И замер в недобром предчувствии мир.
Глухая деревня, Смоленщина, Прага ли -
Услышали в штопор свалившийся вой,
И девочки две безутешно заплакали
В притихшем лесном городке под Москвой.
Старушка из рук уронила вязание,
И сгорбился сразу, потупился, сник -
И рикша в Бомбее, и негр в Танзании,
И скрипнул зубами седой фронтовик...
В тот день я лишился святого наследства
став сиротою, на всё был готов.
Как будто в тот день схоронил своё детство,
И жить не хотелось в семнадцать годов...
Секундами мёртвыми путь их был вымерен,
И только рассеялся въедливый дым -
Вдруг стало светлее в лесу под Владимиром
И больше ещё одним местом святым...
Не верю, не верю, что смерть неминуема,
сделала вечным высокий полёт.
Читал уж сто раз про мгновенья последние,-
В сто первый читаю, - а вдруг повезёт?!...
Иван Слепнев
Гагарин
Никогда не будешь ты состарен,
Юрий Алексеевич Гагарин!
Всё прошло: победы и ошибки,
жизнь твоя
осталась нам улыбкой -
высшей благодарностью людской,
молодой улыбкой колдовской.
Знаю я, что ты не дрогнул сердцем,
только в удивлении затих,
может быть, космическим пришельцем
ты себя почувствовал на миг...
Не вместило
гордый дух пилота
крохотное тело самолёта,
по плечу - иные корабли!..
И когда земля скользнула зыбко,
то на месте этой грозной сшибки
солнечной
гагаринской улыбкой
вдруг родник
забил из-под земли!...
Коллекция Натальи Шатовской