Я дрался на Ил-2

Чувин Николай Иванович

Родился 5 мая 1919 года в деревне Тимоновка Брянской области. Отец до революции был крестьянином, а потом работал слесарем на Брянском заводе № 5. Умер рано, в 1924 году, а мать в 1935-м. В этом же году я окончил среднюю школу и поступил на завод им Кирова разнорабочим. Вскоре меня перевели учеником слесаря-штамповщика. Через полгода я уже получил 3-й рабочий разряд, а вскоре и 4-й. В 1938 году окончил вечернюю десятилетку, а через год без отрыва от производства аэроклуб. Правда, не без приключений. Мне как отличному специалисту и ударнику труда прикрепили ученика. Однажды мастер цеха Никита Сергеевич Дашичев утром дал мне задание подготовить боёк для миномёта и пригрозил, что если я это задание не выполню, то он меня не отпустит на полёты. К концу рабочего дня задание было выполнено. Я отпустил ученика, а сам пошёл мыть руки. Ко мне подошёл мастер и спросил, как задание. Я ответил, что чертежи и шаблон находятся у контрольного мастера. Дашичев сказал, чтобы я шёл к контрольному мастеру и принимал работу вместе с ним. Я возмутился – во-первых, я свою работу выполнил, во-вторых, как я буду её принимать сам у себя. Пошёл, взял лётный комбинезон и вышел из цеха. На пропускном меня задержали и сказали вернуться. Я вернулся в цех. Подошёл к столу контрольного мастера, взял всю продукцию и пошел к столу Дашичева. Он ухмыльнулся: «Вот и хорошо, что вернулся». Я не выдержал и врезал ему кулаком по лицу. Развернулся и ушел.

На аэродром приехал, ещё не отойдя от пережитого. Инструктор посмотрел на меня, и летать не разрешил. Утром пришёл на завод. Моя фотография, которая висела на красной «доске почёта», перекочевала на чёрную «доску позора». Там же красовался выговор за хулиганский поступок. В 11 часов меня вызвал Никита Сергеевич и дал новое задание, как будто ничего не случилось.

В конце рабочего дня начальник цеха собрал руководство, партийных и профсоюзных представителей. Присутствовал и мастер Дашичев. Долго меня мурыжили, и в итоге почти все высказались за то, чтобы меня уволить, а это значило, что из аэроклуба я буду отчислен. Последним выступал Дашичев. Он сказал, что поступок, конечно, безобразный, но увольнять меня нельзя. Во-первых, у меня нет родителей и на попечении два брата и две сестры. Во-вторых, если меня уволить, то завтра же я окажусь на рынке и стану воровать, а задача коллектива воспитать человека. Потом он сказал: «Поэтому я предлагаю Николая оставить на заводе, дать ему возможность окончить аэроклуб. Единственная у меня просьба, когда он будет летать над Брянском, чтобы надевал вторые штаны». Все расхохотались и решили на заводе меня оставить.

В 1939 году окончил Брянский аэроклуб и был зачислен кандидатом на учёбу в Чугуевское истребительное авиационное училище, которое окончил в марте 1941 года в звании сержанта.

Вскоре началась война. Начал я воевать в истребительном полку на И-16, на котором выполнил 69 боевых вылетов. Вскоре нас отозвали с фронта и отправили переучиваться на Ил-2. Осенью мой 74-й ШАП перелетел на фронт под Брянск. Помню, командование фронтом приказало командиру 74-го ШАП капитану Савченко Павлу Афанасиевичу нанести удар по скоплению техники противника в 160 километрах южнее Брянска. Погода была отвратительная, шёл такой сильный дождь, что не было видно стоянок самолётов. Командир полка доложил, что вылет возможен только небольшой группой из двух самолётов. Меня командир назначил ведущим, мотивируя это тем, что я брянский и знаю местность, а сам полетел ведомым. Приступили к подготовке. Я принял решение взлетать по одному, пробить облачность и собраться за облаками. Поворотным пунктом для выхода на цель был выбран лесопильный завод на реке Десна. От него до цели было три минуты лёту. В районе цели погода была хорошая, и мы перешли на бреющий полёт. На подлёте к лесопилке по нам открыли огонь свои же зенитки, повредив и мой самолёт, и командира полка. С первого захода сбросили бомбы, отстрелялись «эресами» (реактивными снарядами – РС). При выходе из атаки командир вышел вперёд, и я увидел, что руль поворота его самолёта повреждён – результат работы наших зенитчиков. Рукой в форточку он показал заходить второй раз, хотя понимал, что вряд ли сможет повторить маневр. Действительно, он отошёл в сторону, а я выполнил второй заход, снизившись до бреющего. На выходе из атаки почувствовал удар. Самолёт плоскостью срезал верхушку сосны, она перелетела через кабину и заклинила руль поворота. По счастью, удар пришёлся в узел крепления консоли крыла к центроплану. Иначе я бы там и остался. Самолёт рулей не слушается, работают только элероны. Блинчиком развернулся и полетел домой. Командир сопровождал меня до аэродрома. Кое-как сел, а во второй половине дня, когда погода улучшилась, уже вёл шестёрку на ту же цель.

– Какую бомбовую нагрузку брали?

– Ил-2 мог нести 600 кг бомб, но обычно брали 400 и 4 РСа 132-мм.

– Как Вам сам самолёт?

– В 1942 году распоряжением командующего 3-й воздушной армией Калининского фронта Папивина в тыл были отправлены я и майор Песков из 5-го ИАП. Мы вылетели в Москву, где должны были соединиться с другими членами делегации, получить в штабе ВВС переходящее знамя ВЦСПС и полететь вручать его заводу, который производил Ил-2 в пос. Безымянка, находившемся в 20 километрах от Куйбышева.

Делегацию возглавлял министр авиационной промышленности СССР Демичев. Получив в Москве знамя, мы на самолёте Ли-2 вылетели в Куйбышев. На следующий день в здании Куйбышевского театра состоялось его вручение. После официальной части руководство завода пригласило делегацию на обед. Среди приглашенных был и Сергей Ильюшин. Мне было предоставлено слово, и я, в общем, дал положительную оценку боевым качествам самолёта, но отметил и недостатки, которые, на мой взгляд, требовали устранения.

Во-первых, кольца регулятора шага винта не держали масло. Оно попадало на лопасти винта и разбрызгивалось. Поэтому через 40–50 минут полёта через лобовое стекло вообще ничего не было видно. Ни стрелять, ни вести ориентировку было просто невозможно. Во-вторых, на моторе вверху находился пеногасительный бачок масляной системы. Из него выходила трубка, которая была направлена в сторону кабины. Вылетавшие из неё капельки масла также оседали на стекле. В-третьих, фонарь кабины лётчика не имел фиксатора в открытом положении. Выполняя посадку в сложных метеоусловиях, с забрызганным маслом лобовым стеклом, лётчик открывал фонарь кабины и вынужден был придерживать его головой. Если он ошибался в расчете и садился с «козлом», то фонарь больно бил его по голове. Бывали и смертельные случаи. После этого выступления Ильюшин набросился на меня. Я ещё подумал, что он так сердится, я же правду сказал. Ругай не ругай, а исправлять надо.

Надо сказать, что, помимо конструктивных недостатков, в начале войны эффективному применению мешала неотработанная тактика. Мы летали на бреющем.

С бреющего полёта выйти точно на цель было сложно. Это заставляло ведущих осторожничать, не маневрировать по высоте, направлению и скорости, что приводило к потерям. Кроме того, штурмовка производилась с малых высот – 15–20 метров от земли. Над целью находились очень короткое время, что также снижало эффективность огня. Только в 1943 году штурмовать стали с высоты 900–1100 метров, что было более эффективно. Кроме того, стало возможным применять бомбы с взрывателем мгновенного действия, что тоже повышало эффективность применения штурмовика.

Ещё один случай произошел осенью 1941 года. Разведкой было установлено, что из города Карачев на Орёл движется танковая колонна противника. Потребовалось срочно нанести по ней штурмовой удар. Во второй половине дня командир полка поставил задачу мне одному нанести удар по этой колонне. Прикрывать меня должны были пять Як-1, которые базировались недалеко от нашего аэродрома у станции Волово. Взлетел и пошёл на аэродром истребителей на высоте 1500 метров. Подлетая к аэродрому, передал по радио «три пятёрки» – сигнал для взлёта прикрытия. Сделал круг над аэродромом. Неожиданно на горизонте появились характерные точки. Я понадеялся на скорый взлёт истребителей и направился навстречу этим точкам. Оказалось, что шли две пятёрки Ме-110. Видимо, бомбить станцию Волово. Они меня не видели, поскольку я был выше и заходил со стороны солнца. Когда мы поравнялись, я принял решение атаковать ведущего первой пятёрки. Выполнил разворот и пошёл в атаку. С дистанции 150–200 метров открыл огонь из пушек и пулемётов. В ответ начали стрелять воздушные стрелки, но не попали. Только после третьей атаки самолёт ведущего накренился на левое крыло и стал падать. Я продолжал его сопровождать и обстреливать. Ме-110 врезался в землю и взорвался. Мой самолет тряхнуло так, что я на долю секунды потерял сознание. Пришёл в себя, отдал ручку, чтобы не свалиться в штопор. В этот момент слева мимо меня проскочила пара Ме-110. С доворотом атаковал эту пару, пустив в них 4 РСа 132-мм и открыв огонь из пушек и пулемётов. Один из самолётов врезался в землю. В это время появились наши истребители, которые разогнали остальных «стодесятых». Подлетая к станции Горбачёво, увидели, что её бомбят десять Ю-87. Истребители пошли в атаку, а я, снизившись до 100 метров, пошёл выполнять задание. Вышел на колонну, отбомбился. На последнем заходе зенитный снаряд разбил лобовое стекло. Осколками меня ранило в руку, посекло лицо. Вышел из строя компас. Отошёл от колонны, восстановил ориентировку и взял курс домой. Пролетев немного, понял, что до аэродрома не долечу, и принял решение садиться. С трудом выбрал площадку, но сел благополучно. К самолёту подбежали жители, помогли мне выбраться из кабины. Верхом на лошади приехал врач, который меня перевязал и заявил, что должен отвезти в Ефремов, до которого было 12 километров. Я говорю: «Верхом я не могу. Только если на санках». Врач поскакал в деревню за санками, а я прошёл по полосе, понял, что смогу взлететь. Попросил местных жителей помочь надеть парашют и посадить меня в кабину. Повязку с руки снял, а левый глаз мог видеть через щель в бинтах. Взлетел и прилетел на аэродром. А там меня уже схоронили… В этом бою я сбил два самолёта, а истребители – три Ю-87. Всего за войну на штурмовике я провёл 18 воздушных боев, сбил 2 бомбардировщика, 2 истребителя, 1 разведчика и 1 штурмовика. На аэродромах уничтожил 16 немецких самолётов.

Осенью 1941 года в нашем 74-м ШАП Западного фронта оставался только один исправный самолёт – мой. Полк базировался на аэродроме Сталиногорск (Новогорск), куда за день до этого вместе с 505-м (510-м) ИАП перелетел с аэродрома Волово. Утром командир полка поставил мне задачу провести штурмовку танковой колонны в районе Щёкино недалеко от Тулы. Прикрывать меня должны были пять истребителей. Поскольку, как я уже говорил, мы базировались на одном аэродроме, то с истребителями отработали все элементы полёта, атаку колонны и возвращение на аэродром. К цели подошел на высоте 1500 метров, истребители шли на 3000. Колонна была длинная – около 30 километров. Я в одном заходе сначала сбросил бомбы, потом отстрелялся «эресами», а потом открыл огонь из пушек и пулемётов. Начал отворачивать влево, и тут по мне был открыт огонь. Самолёт получил попадания. На выходе из пикирования меня зажали три Me-109. Прикрывавшие меня истребители, как они потом рассказывали, дрались с пятеркой Me-109. Немецкие истребители заходили по одному и расстреливали меня. Вдруг я увидел речку с высокими берегами. Нырнул в её русло. Это меня и спасло. Немцы ещё немного попытались атаковать, но им было неудобно, и они меня бросили. До аэродрома долетел нормально. Сел. Самолёт прокатился немного и упал на живот, так как стойки шасси были повреждены. Командир полка, начальник штаба и врач подъехали на машине. Командир обошёл самолёт и только покачал головой – на нем не было живого места. Врач полка сказал, что отвезет меня в медсанбат, но я отказался и вообще сказал, что меня не в санбат нужно вести, а в столовую, поскольку я вылетел не позавтракав. Пока я завтракал, пришел инженер полка и доложил, что самолёт восстановлению не подлежит. В нём насчитали 274 пробоины, из них 15 имели диаметр 15–20 сантиметров.

Вскоре меня и Петра Семёнова перевели в 215-й ШАП, который в декабре 1941 года был переименован в 6-й гвардейский.

Пётр Калиничев и Николай Чувин, Калининский фронт 1942 год

В 1943 году в одном из вылетов я был ранен. После лечения в госпитале в Калинине я поехал на аэродром Мигалово в надежде, что кто-нибудь возьмёт меня с собой на фронт. К счастью, на аэродром прилетели четыре По-2, которые везли пять лётчиков и несколько механиков нашего полка в Москву получать новые самолёты. Среди них был и механик моего самолёта Вано Мпарашвили. Я упросил старшего группы полететь вместе с ними. Так мы добрались до аэродрома в Щёлкове. Лётчики принимали самолёты, а я просто слонялся без дела. Как-то вечером после ужина Вано подошел ко мне и по секрету сообщил, что на дальней стоянке находится «беспризорный» самолет, к которому за всё время никто не подходил. Я не поверил, попросил его перепроверить. На следующий вечер Вано подтвердил, что самолёт новый, исправный, заправлен бензином. Когда лётчики закончили приёмку самолётов, я попросил старшего группы помочь мне угнать самолёт. Для этого взлетать нужно было парами, иначе финишер выпустит пять самолётов, а меня задержит, поскольку моя машина не числится в списке на вылет. Парашюта у меня не было – под попу положил чехол от мотора. Взлетели нормально, тремя парами.

Прилетели на фронт благополучно. Я доложил командиру полка о «приобретённом» самолёте. Он разрешил летать, и я выполнил на нем 34 боевых вылета. Но вскоре прибыл представитель завода – самолёт был экспериментальный, и когда его хватились, быстро вычислили, где он находится. Приехавший к нам представитель потребовал составить акт о боевых испытаниях, что мы с удовольствием сделали. Самолёт остался у нас, а он с актом отправился на завод.

В 1943 году наш 6-й гвардейский ШАП стоял на аэродроме Причистая Каменка. Командование 3-й ВА дало задание полку нанести удар по скоплению живой силы и техники противника в районе г. Велиж. Погода была отвратительная. Командир полка Нестеренко решил выполнить задание сам и взял меня ведомым. Нас должны были прикрывать два истребителя из полка, который базировался вместе с нами. Когда мы взлетели, погода стала ещё хуже, и истребители вернулись на аэродром. Мы с командиром вышли на цель, хорошо её проштурмовали. На выходе из последнего захода мы попали в низкую облачность. Я потерял ведущего. Сделал несколько кругов и взял курс на аэродром. Аэродром оказался закрыт туманом. Пришлось идти на запасной Фелистово. Он тоже закрыт. Горючее на нуле. Высота 1500 метров. Уже собрался прыгать – открыл кабину, проверил парашют, отремировал самолёт на горизонтальный полёт и тут вижу на горизонте среди серого молока облаков тёмное пятно. Я туда. Сделал крутой вираж – подо мной аэродром Фелистово! С ходу сел, зарулил. На следующий день погода улучшилась, и я вернулся домой. А командир полка вернулся только через три месяца. Он выскочил из облаков, и на него напали 2 Me-109, он нырнул обратно. Прошёл ещё чуть-чуть и, когда горючее стало заканчиваться, посадил самолет на территории противника. Нашёл партизан и несколько месяцев воевал вместе с ними.

Заместитель командира АЭ 6 ГШАП гвардии старший лейтенант Чувин у своего Ил-2, апрель 1944 года

В мае 1944 года войска обратились к командующему 3-й ВА Науменко с просьбой оказать помощь в захвате пленного в районе города Невель. Все попытки взять языка в районе высоты Долгановская заканчивались неудачно. Задача была возложена на наш полк, а командир назначил мою эскадрилью ответственной за её выполнение. Я взял с собой трёх лётчиков и на У-2 полетел в расположение войск для уточнения задачи и отработки взаимодействия. На машине нас отвезли на передовую. Договорились, что при подлёте штурмовиков артиллеристы выстрелят бризантным снарядом в сторону сопки, что будет являться сигналом к атаке. Ночью сапёры должны были проделать проходы в проволочном заграждении и минном поле, а десять разведчиков из разведроты бригады залягут у основания сопки, и будут ждать атаки штурмовиков. Когда они дадут красную ракету, мы прекращаем атаку, а они захватывают языка.

На следующий день рано утром я повёл шестёрку. На подлёте к линии фронта запросил наземные войска дать артиллерийский залп в сторону сопки. Ориентируясь по разрывам снарядов, вышли на сопку. Сделали шесть заходов. Увидели, что разведчики дали красную ракету. Прекратили атаки и полетели на аэродром. Вскоре пришла благодарность нашей группе от наземных войск – разведчикам удалось захватить пленного, который дал ценную информацию.

Всего за время войны я выполнил 69 боевых вылетов на И-16 и на Ил-2 – 164 вылета. Из них на прикрытие войск – 14, на штурмовку – 118, свободную охоту – 30, разведку – 33. Сбит был 11 раз, 4 раза ранен, 3 раза контужен. Закончил войну в звании гвардии майор. Награждён тремя орденами Ленина, двумя орденами Отечественной войны I степени, орденами Красного Знамени и Красной Звезды, медалями. В апреле 1944 мне, тогда гвардии старшему лейтенанту, присвоили звание Героя Советского Союза.

Интервью и литературная обработка: Артём Драбкин

Этапы большого пути гвардейца Чувина

Накануне Дня Победы, 5 мая 2013 года, Герою Советского Союза, Почётному гражданину Супоневского сельского поселения Николаю Ивановичу Чувину исполнилось 94 года. 13 ноября 2013 года этого замечательного человека не стало.

Листая страницы его большой, насыщенной событиями жизни, вспоминая встречи с ним в его уютной квартире на Ленинском проспекте в Москве (тогда ещё была жива его жена Догмара Васильевна, прошедшая с ним и огненные военные годы, и по–своему трудные послевоенные), на пресс-конференции в школе, у себя дома, не перестаю восхищаться его природной скромностью, разносторонними знаниями, русским характером, мужеством, которые помогали ему оставаться самим собой, переносить удары судьбы.

Родился Николай Иванович в 1919 году в деревне Тимоновка Брянского района. Детство его нельзя назвать безоблачным, было оно трудным, голодным и холодным… Очень рано лишившись родителей (отец умер в 1924 году, мать после длительной болезни – в 1935), мальчик взвалил на свои плечи недетские заботы о четырёх младших братьях и сёстрах, ставших круглыми сиротами. Конечно, народ тогда в деревне был милосердный, помогали по дому и по хозяйству родственники, но степень ответственности заставила его, старшего в доме, взрослеть гораздо быстрее сверстников и понять, что без самостоятельного выбора в жизни не выстоять.

Деревенский мальчик слишком рано научился ставить перед собой цель в жизни. По окончании Тимоновской начальной школы учился в Супоневской семилетке, но, не закончив её по семейным обстоятельствам, при содействии дальнего родственника начал трудиться на Брянском заводе имени С.М. Кирова («Брянский арсенал») вначале чернорабочим, а затем учеником слесаря-штамповщика. Кроме того, учился в вечерней школе и одновременно занимался в Брянском аэроклубе ОСОАВИАХИМа. Тогда вся страна буквально бредила авиацией, и Николай Чувин, конечно же, тоже мечтал обрести крылья и подняться в небо.

В 1939 году, сделав окончательный выбор, он поступил в Чугуевскую военно-авиационную школу пилотов, которую успешно закончил в 1941 году. Война застала его в городе Сарны под Львовом. А дальше…

Дальше были страшные дни и ночи, часы, секунды между жизнью и смертью, гибель товарищей, радость первых побед и горечь поражений… Всё это было…

– Ребята были у нас как на подбор, – вспоминал Николай Иванович. – Толковые, физически здоровые и одержимые авиацией. Я был зачислен в 5-ю эскадрилью, а будущий трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб – в 4-ю. Спустя некоторое время наши пути разошлись: меня направили в 215-й истребительный полк, а его вернули инструктором в лётную школу.

Летом 1941-го обстановка на фронте с каждым днём становилась напряжённей. Вместе с частями Красной Армии полк всё дальше перебазировался на восток. Однажды, в конце августа, когда позади остались Киев, Нежин и Конотоп, Чувину приказали вылететь в район города Шостка.

– Не знали мы тогда, что гитлеровское командование запланировало именно оттуда начать первое генеральное наступление на Москву, – продолжал Николай Иванович. – Над Шосткой мы вступили в ожесточённый бой с немецкими самолётами. Они пытались разгромить наши отступающие части и соединения. Но мы отогнали стервятников, пехота заняла новые рубежи обороны. Одному вражескому бомбардировщику удалось сбросить бомбу на железнодорожную станцию неподалёку от городской «толкучки». Был выходной день, и я с воздуха видел, как от осколков бомбы гибли невинные люди.

Осенью истребительный полк перебросили в Москву, на Ходынский аэродром, и дали ему всего лишь один новый штурмовик Ил-2, который в последствии наши лётчики ласково называли «Илюшей», а немцы – «Чёрной смертью». Достался он Николаю Чувину.

– Прекрасная машина, – говорил Николай Иванович. – Она выручала меня в самых трудных ситуациях. Помню, в октябре командир полка приказал вылететь в район Тулы, куда рвались танки Гудериана. Договорились: в воздух поднимусь на рассвете. Вылетел и вскоре увидел на земле немецкие танки. Их экипажи ещё спали. Я удачно сбросил бомбы, выпустил по колонне снаряды и «полил» из пулемёта разбегавшихся фашистов. Но они пришли в себя и открыли по мне ураганный огонь. Начал маневрировать и уходить в сторону. Неожиданно появились три немецких истребителя, и насели на меня сверху, слева и справа. Казалось, выхода нет…

Увидев впереди речушку с высокими берегами, наш земляк тут же перешёл на бреющий полёт и, касаясь винтом воды, добрался до своих. Еле выбравшись из надёжного Ил-2, лётчик, не снимая парашюта, устало сел на землю. Подбежавшие командир полка и инженер насчитали на самолёте 274 пробоины. Вместе с врачом хотели отвезти пилота в медсанчасть, а он лишь тихо сказал: «Только в столовую. Есть хочу!».

Однажды Николай Иванович возвращался из разведки. Приближаясь к железнодорожной станции Горбачёво, он заметил пожар. Горело пристанционное здание. А на путях – железнодорожные составы с танками, бронетранспортёрами, пушками, которые предназначались защитникам Москвы. Из-за облаков показались немецкие самолёты. Они направлялись к железнодорожной станции. Прозвучал приказ командира эскадрильи Чувина лётчикам-истребителям, сопровождавшим его: «Атаковать! Не допустить врага до станции!». Завязался бой. Со страшным воем падает вниз фашистский самолёт. За ним чёрной лентой располосовал небо второй… Из боя наши лётчики вернулись без потерь. Так в этот день закончился полёт-разведка у Николая Чувина. Таких дней у него было много.

Четыре года подряд сражался лётчик-гвардеец Чувин с немецкими захватчиками. Он прошёл (это слово не совсем подходит к слову лётчик, но оно как нельзя лучше отражает тяготы военной жизни) тяжелейший славный путь, который преодолели тысячи других воинов Красной Армии. Фронтовая дорога вела его от стен древнего Брянска, через поля Смоленщины на запад – в логово фашистского зверя.

Николаю Ивановичу часто снилась война, раскалённое напряжение атаки, когда грозный Ил-2 на бреющем проносится над колоннами пехоты и ручка управления в руках начинает содрогаться от собственных пушечных очередей, и от прямых попаданий встречного огня снизу, почти в упор, из всех видов оружия врага.

Снилось такое, что лучше об этом не говорить… До последних дней жизни по ночам он слышал команды и крики боевых друзей: «Коля! Прикрой! Атакую!».

Бои под Ржевом, Смоленском, Брянском, Москвой, Киевом, Уманью, фронты Западный, Юго-Западный, Калининский, 1-й Прибалтийский, 3-й Белорусский… 223 боевых вылета совершил гвардеец Чувин! И это на штурмовике, хотя и бронированном, но ведущем атаки на высоте бреющего полёта, всего каких-то 20-30 метров, когда по тебе стреляет все.

– Вы знаете, – сказал по окончании пресс-конференции в школе Николай Иванович Чувин, – я, наверное, родился в рубашке или Святой Николай меня охранял. Ведь меня 11 раз сбивали и приходилось плюхаться в болота, на пашню, в лес… Сам порой удивляюсь, как только жив остался.

И есть чему удивляться. Время жизни штурмовика (самолёта и пилота) в боевой авиации самое короткое: слишком необычен этот вид оружия. На боевом счету Николая Чувина 11 сбитых самолётов противника, десятки танков и бронетранспортёров, железнодорожных составов, складов с боеприпасами, автомобилей с живой силой и техникой. Он рассказал о бое, в котором он один сражался против 10 немецких самолётов. И это при том, что немецким лётчикам не откажешь в храбрости и мастерстве. Он мог бы не ввязываться в бой: у него было другое задание. Но немецкие самолёты (он понял это сразу же, как только увидел их) шли на бомбёжку того самого аэродрома, с которого он взлетел каких-то 20 минут назад. А наши истребители из звена сопровождения явно опаздывали. Решение пришло сразу же – атаковать! В том бою он сбил 2 немецких самолёта, и так умело маневрировал на малой высоте, что немцы, несмотря на подавляющее преимущество, ничего не смогли поделать с этим упрямым русским парнем, которого в полку называли необыкновенным лётчиком.

В архиве историко-краеведческого музея Супоневской средней школы №1, которая с августа 2005 года носит имя Николая Ивановича Чувина, хранится газета «Правда» за 8 июня 1942 года, в которой напечатана статья «Штурмовик Николай Чувин». Написал её спецкор газеты Борис Полевой, автор хрестоматийной «Повести о настоящем человеке», рассказывающей о лётчике Алексее Маресьеве. «Своему умению… вжиться в машину, – пишет Полевой, – своему искусству… не читать, а видеть карту, своему упорству в изучении тактики, повадок и хитрости врага, своему искусству штурмовки лейтенант Чувин учит молодых лётчиков… Летают по-чувински, – говорят про них, и это значит, что они летают мастерски, дерутся храбро, умело, бесстрашно и всегда из любого боя умеют выйти невредимыми и вернуться на свои аэродромы».

Родина высоко оценила боевые заслуги Николая Ивановича Чувина. 13 апреля 1944 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Николай Иванович награждён 3 орденами Ленина, орденом Боевого Красного Знамени, 2 орденами Отечественной войны I степени, орденом Красной Звезды, медалями «Золотая Звезда», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За победу над Германией»…

В 1944 году, после очередного тяжёлого ранения, Николай Иванович попал в госпиталь. Выздоравливал медленно, но к весне 1945 был снова в строю. А потом был незабываемый Парад Победы на Красной площади, на котором он в составе 6-го Гвардейского Московского штурмового авиационного полка прошёл, чеканя шаг, мимо мавзолея, мимо исторической Спасской башни, мимо собора Василия Блаженного…

И дальше была мирная жизнь. Николай Иванович Чувин по-прежнему служил в авиации, воспитывал детей – сына и дочь. И учился… Успешно закончил Академию ВВС, затем Военно-политическую академию им. В.И. Ленина. В 1959 году по состоянию здоровья был вынужден оставить военную службу. Окончив ускоренно Академию внешней торговли и курсы экономики при Госплане СССР, был направлен на работу в Индию, затем Монголию, Румынию, ГДР. И всюду его энергия, его характер, воля и человеческие качества помогали ему и тем, кто работал и жил рядом с ним.

Николай Иванович Чувин, 2011 год

Вспоминая улыбающееся лицо Николая Ивановича, невольно думаешь, что ты имел счастье общаться с настоящим человеком, которого не сломили ни война, ни трудности очень непростой жизни…

Похоронен наш легендарный земляк, Герой Советского Союза, выдающийся лётчик-штурмовик, гвардии полковник в отставке, на Троекуровском кладбище в Москве.

М.Я. Шеметов

Вот наградные листы к фронтовым орденам Николая Ивановича и званию Герой Советского Союза. Поразительно, но Николай Иванович трижды награждён высшей государственной наградой – орденом Ленина! Причём именно орден Ленина был первой его наградой. К сожалению, остался невыясненным вопрос, требующий специального исследования – Николай Иванович носил один орден Красного Знамени, но по документам награждался этим орденом дважды: 27 декабря 1941 и 19 августа 1943 года. И особо отметим, что интенсивно воюя с 22 июня, Николай Иванович до своих первых правительственных наград за самоотверженную фронтовую работу в 1941 году получил целую стопку личных благодарностей. И от кого – наркомов обороны товарища Сталина и маршала Тимошенко, командующих фронтов и резервной авиагруппы, командования полка. Вылетая в составе групп и одиночно, против сокрушительно наступающего, могучего врага, надолго захватившего господство в воздухе...

Первый орден Ленина

Первый орден Красного Знамени

Второй орден Ленина

Орден Отечественной войны I степени

Второй орден Красного Знамени

Представление к званию Герой Советского Союза