| Главная » Статьи » Иные статьи |
Ефим Ильич Осипенко родился 7 января 1902 года (27 декабря 1901 года по старому стилю) в деревне Ильсов Черниговской губернии. Трое детей бедной крестьянской семьи рано остались без драгоценной материнской заботы – мать умерла, когда Ефиму было 8 лет. Поэтому с раннего детства он трудился по домашнему хозяйству, а в 10 лет уже работал пастухом, досрочно взрослея в закаливших характер испытаниях. В церковно-приходской школе ему удалось получить лишь начальное образование, и с 15-ти лет Ефим примерно 2 года батрачил в графском имении. Но, как сам он позже писал в автобиографии, «был удалён управляющим за непокорность», из-за чего вернулся домой, где продолжил зарабатывать тяжёлым трудом подёнщика… Юношей окрылённо приняв ошеломляющую Октябрьскую революцию, в пламени грандиозной, драматической борьбы создававшую государство кардинально нового типа, в 18 лет Ефим Осипенко был призван в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию (РККА) для его защиты. В составе 4-й Смоленской стрелковой дивизии имени Германского пролетариата он сражался в Советско-польской войне (почётного наименования «Смоленская» дивизия удостоена Приказом Революционного Военного Совета Республики (РВСР) № 2763/464 от 8-го декабря 1921 года, а имя «Германского пролетариата» ей было присвоено Приказом РВС СССР №1408 от 21-го ноября 1924 года). После окончания полковой школы красноармейца, Ефима Осипенко определили в летучий отряд по борьбе с бандитизмом (действовавший в районе Борисов-Минск), а затем ему довелось охранять западную границу. После демобилизации из РККА, в 1924 году, Ефим Ильич по месту жительства обратился с ходатайством о приёме на службу в милицию, где он начал с рядового в административной команде… В те бурные годы стремительного возрождения и революционного развития страны, вышедшей из гибельных пожарищ Мировой и Гражданской войн, Осипенко многократно переводили на другие места службы, в разные отделы и специализированные виды милиции – которые оперативно формировали и укрепляли для решения актуальных государственных задач. Его направляли на целевую переподготовку и подвергали спецпроверкам. В 1936 году он успешно закончил Воронежскую школу милиции, а в конце лета 1938 года, в звании лейтенанта милиции, он прибыл в город Сухиничи (тогда входивший в состав Смоленской области) – начальником районного отдела милиции. За межвоенные 16 кипучих лет милицейской службы, накалённых остротой вооружённой борьбы, у деятельного Ефима Ильича Осипенко были поощрения за достижения и взыскания за промахи. Вот один из эпизодов тревожных будней тех лет из очерка, опубликованного в журнале «Советская милиция» (представлен с сокращениями): «Через несколько лет, уже оперуполномоченный уголовного розыска, Осипенко получил очередное серьёзное задание: поймать главаря грабительской шайки, некоего Семёна Коваленко по кличке Клыбко. К тому моменту он основательно поднаторел в милицейском деле, изучил многие его тонкости и вообще чувствовал себя на своём месте. А всё потому, что характер, особенности новой службы как нельзя лучше соответствовали его натуре, деятельной, энергичной. К выполнению задания Осипенко подготовился скрупулёзно. Продумал роль, которую придётся разыграть перед сельчанами. Договорился о способах связи с районной милицией. Так и объявился в Михневке – на радость местным невестам – разудалый хлопец, который лихо плясал на гулянках, пел под гармонь, а сам наматывал на ус разговоры. И вот она, первая существенная зацепка: у любвеобильного Клыбко в деревне появилась зазноба. Возле её дома и провёл Осипенко не одну бессонную ночь. И дождался: шепнули хозяйке, а та – ему, что Клыбко прошмыгнул в хату к дядьке. Ефим с присланным в помощь товарищем достали из тайника винтовки, кинулись к этой хате. Но лишь показались на пороге, грохнул выстрел. Едва успели отскочить. Вспыхнула перестрелка – кто кого. Пули только повизгивали над головами. Внезапно смолкла бандитская винтовка. Осипенко рванул дверь, бросился в затянутую пороховым дымом горницу. Но Клыбко был уже мёртв». А это выдержка из послужного списка Ефима Ильича, представленного в фондах Центрального музея МВД России – в разделе «Награды и поощрения» четыре позиции: благодарность и отрез сукна на брюки за дисциплинированность в 1928 году; серебряные часы за борьбу с бандитизмом и ворами в 1931-м; отрез сукна на костюм, опять же за борьбу с бандитизмом в том же 1931-м году; благодарность за хорошую учёбу и дисциплину – в 1940-м. В разделе взысканий, наложенных на Осипенко, два выговора в 1934-м году за неподобающее состояние револьвера (без должной чистки и смазки). Ещё один в 1937-м за отправку по приговору полевого суда на принудительную госпитализацию для обязательного обследования и лечения инфекционно опасного больного туберкулёзом, который скончался в пути следования. А ещё Ефиму Ильичу «поставили на вид» «за допущенный без всякой на то необходимости привод в РОМ ревизора Смоленского Облфо во время нахождения в командировке в Сухиничах и проявленную к нему нетактичность». Это последняя запись – уже 1941 года.
24 июня 1941 года, т.е. практически сразу после начала войны, Советом Народных Комиссаров СССР было принято постановление «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе». Одним из решений этого документа была организация партизанского движения, что диктовалось сложной обстановкой, которая складывалась на фронтах и в прифронтовых областях. Перед партизанами была поставлена задача внезапными нападениями вызывать панику в тылу врага, разрушать дороги и связь, уничтожать живую силу и технику, вести постоянную разведку. Работа по формированию партизанского движения была возложена на органы госбезопасности. 26 августа 1941 года оперативные группы местных органов госбезопасности, призванные противостоять парашютным десантам и диверсантам противника, были преобразованы в Четвертые отделы Управлений НКВД прифронтовых республик, краёв и областей, оперативно подчинённые Особой группе при НКВД СССР (её создали 5-го июля 1941). Основными задачами Особой группы были: • разработка и проведение разведывательно-диверсионных операций против гитлеровской Германии и её сателлитов; • организация подпольной и партизанской войны; • создание нелегальных агентурных сетей на оккупированной территории; • руководство специальными радиоиграми с немецкой разведкой с целью дезинформации противника. Для выявления и ликвидации парашютных десантов уже в июле 1941-го в Сухиничах был сформирован истребительный батальон, командиром которого назначили начальника местного райотдела милиции Ефима Ильича Осипенко. На случай оккупации района, в лесу, у Богдановых Колодезей, заложили партизанскую базу.10 июля немцы первый раз бомбили сухиничский железнодорожный узел: станции Сухиничи-Главные и Сухиничи-Узловые… 7 октября 1941 года гитлеровские войска вступили в Сухиничи. Созданную здесь на случай вражеской оккупации партизанскую группу постигла трагическая судьба. Её руководителями были первый секретарь Сухиничского райкома ВКП(б) Павел Фёдорович Шорохов и второй секретарь Григорий Корнильевич Орёл, которые в условиях колоссальной загрузки по организации экстренной эвакуации населения района и народного имущества, допустили непоправимые ошибки из-за отсутствия специфического опыта в подпольной и партизанской борьбе. Оставленная без охраны продовольственная база у Богдановых Колодезей была разграблена в хаосе отступления. А катастрофически быстрый прорыв к Сухиничам немцев (окруживших к югу от Брянска войска 3-й и 13-й армий, а к северу дивизии 50-й армии, что вынудило все армии Брянского фронта начать с тяжёлыми боями отход на восток) не позволил вовремя вывести членов партизанской группы из города в лес. Все они до последней минуты оставались в городе, занимаясь эвакуацией. Ворвавшиеся в Сухиничи немецкие мотоциклисты открыли по ним огонь. Шорохов и Орёл были схвачены и зверски замучены гитлеровцами. Из группы Шорохова в лес сумел уйти только Осипенко. В тот момент, когда гитлеровцы ворвались в город, он находился на станции Сухиничи-Главные и руководил эвакуацией. Услышав стрельбу в городе и оказавшись отрезанным от места, где был назначен сбор их группы, он правильно оценил обстановку и в одиночку пробрался на лесную партизанскую базу в районе Богдановых Колодезей. Увидев, что база полностью разграблена, Ефим Ильич ушёл в леса под Козельск. Там встретился с несколькими надёжными знакомыми, сумевшими уйти из оккупированных Сухиничей и Козельска. Объединившись в небольшую диверсионную группу из четырёх человек, они стали пробираться в направлении города Белёв Тульской области. Самым младшим участником группы Осипенко стал 16-летний Саша Чекалин, которому позже (4-го февраля 1942 года) посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. В пути они встретились с бойцами Черепетского партизанского отряда «Передовой», в котором Ефим Ильич стал начальником штаба, минёром и командиром мобильной группы подрывников…
Специально поясним, что туляки начали готовиться к обороне задолго до подхода врага. Уже на четвёртый день войны Тульский обком партии принял решение о формировании в областном центре и районах области истребительных батальонов, ополченских отрядов и боевых рабочих дружин. О том, насколько велик был приток добровольцев, можно судить хотя бы по тому, что только в один Пролетарский райком партии поступило более восьми тысяч заявлений с просьбой зачислить в боевые формирования. Парторганизации области создали 91 истребительный батальон общей численностью свыше десяти тысяч человек. Кроме того были сформированы кавалерийский эскадрон и 27 молодёжных отрядов истребителей танков. Батальоны получили несколько тысяч винтовок, среди которых были и самозарядные системы Токарева, а также противотанковые ружья, ручные и станковые пулемёты, гранаты. Коллектив Тульского ликёроводочного завода выпустил тысячи бутылок с зажигательной смесью. Туляки шутя говорили, что специалисты по крепким напиткам превосходно освоили производство «такого шнапса, от которого враг сразу в рай попадёт». 23 октября 1941 городской комитет обороны Тулы постановил объединить истребительные батальоны и отряды народного ополчения и на их базе сформировать Тульский рабочий полк из пяти батальонов – что было завершено уже 27 октября! Решение о создании в Черепецком районе партизанского отряда «Передовой» было принято 2 сентября 1941 года. Он был сформирован на базе 3-го истребительного батальона. Командиром отряда стал сержант милиции Дмитрий Тимофеевич Тетерчев, комиссаром – бывший оперуполномоченный районного отдела НКВД Павел Сергеевич Макеев. В первоначальный состав «Передового» вошли 13 человек. Отряд оправдал своё название в полном смысле. Его бойцы первыми среди всех тульских партизан вступили в бой с врагом. Небольшой по численности отряд показал самые значительные результаты в борьбе с захватчиками, уничтожив за неполные три месяца действий в тылу врага более двух сотен немецких солдат и офицеров. А также нанеся существенный урон транспортным перевозкам военных и других грузов противника. Более того, партизаны «Передового» сумели помочь двум крупным группам «окруженцев» из состава войск 50-й армии успешно прорваться через линию фронта в районе Тулы, безопасно проведя их лесными тропами. И накануне освобождения Лихвина дерзко «обязали» оккупационных ставленников сохранить продовольственные запасы в городе и наладить единственный мост через Оку… Снаряжали этот активно и отважно сражавшийся отряд всеми возможными средствами, ведь одной из главных проблем, которые занимали головы его командования, было вооружение своих бойцов.
Вот отрывки из литературно обработанных воспоминаний командования и бойцов партизанского отряда «Передовой», опубликованных в Книге первой сборника повестей и очерков «Люди долга и отваги»… «Ранним осенним утром к дальней сторожке, где жил лесник Дмитрий Бессонов с семьёй, подошла группа партизан. Возглавлял её командир отряда Дмитрий Тимофеевич Тетерчев. Партизанам сообщили: в сторожке остановились на ночлег какие-то мужчины, вроде бы расспрашивают про отряд. Держа оружие наготове, вызвали незнакомцев на крыльцо. – Кто такие, откуда будете? – строго спросил командир. Вперёд шагнул высокий, плечистый человек с винтовкой в руках. Под его распахнутым пальто виднелась тёмно-синяя милицейская гимнастёрка, на ремне – увесистая кобура. Карманы оттопырены – похоже, что там гранаты. Всё это Тетерчев подметил с первого взгляда: как-никак сам был сотрудник уголовного розыска. – Я – начальник сухиничской милиции Осипенко, а люди – со мною. Вот мои документы. Партийный билет, служебное удостоверение – всё в порядке. Внимательно просмотрев их, командир сразу же подобрел. Представился. – Значит, нашего полку прибыло… Так после скитаний по глухим лесным тропам 10 октября – дату он запомнил точно – Ефим Ильич стал бойцом отряда «Передовой». Чем больше Осипенко присматривался к своим товарищам и во время боевых вылазок, и в недолгие часы отдыха, тем больше они нравились ему. Руководители отряда были по существу одной с ним профессии, коллегами по довоенной работе. И понимали друг друга с полуслова. Спокойный, рассудительный командир Тетерчев – сотрудник уголовного розыска. Его заместитель, собранный, инициативный Иван Никитович Сорокин – пожарный инспектор. Волевой комиссар Павел Сергеевич Макеев – уполномоченный НКВД. Все трое из одного, Черепетского района. Пришедший с Осипенко из Сухиничей весельчак Николай Семёнович Митькин – опытный железнодорожник и связист, партизанивший ещё в гражданскую войну в отряде Щорса, и степенный, хозяйственный колхозник-пчеловод Павел Николаевич Чекалин – были люди старшего поколения. Остальные – молодёжь, комсомольцы. Шурочка Горбенко и Федя Дмитриков – с Черепетского чугунолитейного завода. Алёша Ильичёв – рабочий Лихвинской типографии, и другие. А самый младший – Саша Чекалин, сын Павла Николаевича, шестнадцатилетний, застенчивый школьник, имя которого, имя бесстрашного Героя Советского Союза, вскоре узнала вся страна. Ефима Ильича, как самого сведущего в военных делах, умелого организатора, назначили начальником штаба. Они и составили крепкий костяк небольшого по численности, но боеспособного, мобильного отряда, воевавшего с полной выкладкой сил. С первых же дней повели партизаны интенсивную разведку. По одиночке и небольшими группами кружили бойцы по деревням, районным центрам, наблюдали за железной и шоссейными дорогами, в подробностях выведывая всё о противнике. Зачастую инструктировал их Осипенко, учил, на что обращать внимание, не упускать кажущихся мелочей, деталей, которые на самом деле могут рассказать о многом. Как начальник штаба, он вместе с командиром оценивал добытые данные, разрабатывал предстоящие операции. Любил и сам ходить в разведку, забираясь порой за 30–40 километров от базы. «Надо сказать, – вспоминает Дмитрий Тетерчев, – разведчик из Осипенко был классный: глаз цепкий, всё видит. Умел он и подойти к людям, знал, как и о чём спросить». Боевое крещение состоялось в нескольких километрах от посёлка Митино на шоссе, которое вело в Лихвин. По этой дороге двигалась, сильно растянувшись, немецкая автоколонна. Партизаны её ожидали в самом удобном для встречи месте. Залегли по обе стороны шоссе, укрывшись за толстыми стволами старых берёз, что росли по обочинам. Командир и начальник штаба расставили людей так, чтобы обеспечить кинжальный огонь. Явное неравенство сил их не смущало: надеялись на ошеломляющую внезапность удара, на то, что успеют вовремя уйти. И расчёт полностью себя оправдал. Уже сильно стемнело и опять занудил холодный дождь, когда голова колонны поравнялась с тем местом, где была засада. Тетерчев выжидал, не спешил подавать сигнал. Вот показалась отставшая от других группа автомашин и передняя внезапно встала – какая-то поломка. Сразу же на дороге забегали лучи фонариков, послышались торопливые команды. – По фашистским гадам, огонь! – крикнул командир. Из кюветов грянули залпы, полетели гранаты. Жарко вспыхнула одна машина, за ней другая. Пламя выхватывало из темноты метавшиеся и падавшие фигуры. Бойцы патронов не жалели… «Вернулись на базу. Стали обсуждать план дальнейших действий. Приняли решение: и впредь не давать фашистам покоя ни днём, ни ночью», – вспоминает Тетерчев. Словно магнит, притягивала к себе внимание отряда одноколейная железная дорога, которая связывала Сухиничи с Тулой через станции Козельск, Шепелево, Мышбор и другие. По ней непрерывно гнали немцы на восток живую силу и технику и, естественно, охраняли линию надёжно. Но имелось немаловажное обстоятельство: на протяжении нескольких километров к полотну почти вплотную подступал лес. Как же вывести дорогу из строя? Взрывчатка имелась, но не было детонаторов, бикфордова шнура. И всё-таки выход из положения нашли. Осипенко предложил: – Давайте в стыки между рельсами вобьём костыли, а для верности кое-где ёще и гайки открутим. Поезду некуда деваться – только под откос. Дело проверенное, не сомневайтесь. Когда мы с Митькиным пробирались в отряд, одно такое крушение устроили… Предложение было принято, стали готовиться к операции. Усилили наблюдение за движением поездов, за немецкими патрулями. Это помогло выбрать удобный момент и место диверсии – на крутом повороте близ полуразрушенной станции Мышбор. Во время одной из вылазок на эту станцию разведчики раздобыли железнодорожный инструмент, металлические костыли. В намеченный вечер группа скрытно подобралась к полотну. Выставили охранение. Всадить четыре костыля, отвинтить гайки было делом пятнадцати минут. Осипенко и Митькин по-хозяйски приняли работу. И только убедившись, что всё сделано надёжно, начальник штаба дал сигнал к отходу. В лесу залегли. Состав – больше десятка вагонов с солдатами и военной техникой – не заставил себя долго ждать. Вот он на всех парах выскочил из-за поворота. Бойцы невольно затаили дыхание. Уже рядом, совсем близко… Ну!!! Раздался страшный скрежет. Паровоз стал медленно крениться на бок и рухнул вниз с крутой насыпи, увлекая за собой гармошку вагонов. Где-то внутри образовавшегося месива полыхнуло пламя, начали рваться снаряды… После этой диверсии, дорого стоившей гитлеровцам, те стали осторожнее. Усилили охрану. Впереди воинских эшелонов пускали платформы, где стояли пушки, пулемёты, с ходу «обрабатывавшие» ближний лес, кустарник. И всё-таки лёгкий на подъем, и подвижный отряд не давал гитлеровцам покоя. День ото дня множились ратные дела партизан. Пущено ещё несколько поездов под откос. Захвачен немецкий обоз. Сожжён склад на станции Шепелево. Взорван бомбардировщик «Хейнкель», совершивший вынужденную посадку. Сделали это Осипенко, Митькин и Дмитриков – славный получился фейерверк! На протяжении нескольких километров выведена из строя полевая связь. Регулярно уничтожались мелкие группы противника… Было, конечно, нелегко. Чего стоили только многокилометровые, изматывающие переходы сквозь метели, когда одежда дубела на ветру. Всегда настороже, всегда начеку, в полной боевой готовности. Кратковременный отдых на базе, скудное питание зачастую не восстанавливали силы. А надо было идти снова. И очень дорого ценились спокойствие, выдержка Ефима Ильича, его умение подбодрить людей весёлым словом, вполголоса затянутой песней. К нему тянулась молодёжь, делилась самым сокровенным. И никто не догадывался о переживаниях самого Осипенко, ничего не знавшем о судьбе жены, которая скоро должна родить, и сына, оставленных на оккупированной территории. Он плохо спал. Когда становилось совсем невмоготу, выходил из землянки покурить, слушал, как шумит лес. Это немного успокаивало. А наутро становился тем Осипенко, которого привыкли обычно видеть, – подтянутым, собранным, заряженным энергией». Но на самоотверженной партизанской войне, особенно беспощадной и страшной лютым террором карателей, отряд нёс горькие потери. Не вернулся из Лихвина связной Дмитрий Клевцов. Через него группы разведчиков передавали информацию в штаб. В один из дней, когда Дмитрий должен был встретиться с разведчиками, его задержали оккупанты. Вместе с ним был арестован и Гриша Штыков, работник местной редакции, оставленный для подпольной работы в городе. Их подвергли зверским пыткам. Ничего не добившись истязаниями, гитлеровцы тайно зарыли изуродованные трупы патриотов. Их тела нашли лишь 23 февраля 1942 года и с почестями захоронили в братской могиле на городском сквере Лихвина. В Акте медицинского освидетельствования, которое сохранилось в архиве Управления ФСБ России по Тульской области, есть запись о гибели Дмитрия Клевцова: «Смерть наступила от выстрела в упор в область затылка с вылетом пули в левую часть лица. Ровный, резаный край мягких тканей окружности рта, отсутствие носа – указывают на зверское насилие режущим оружием». На момент гибели Дмитрию было 19 лет… По доносу предателя была арестована и расстреляна связная, сестра заместителя командира Сорокина – Екатерина Арсенина. В начале ноября 1941 был схвачен и после мучительных пыток казнён, несломленный врагом, самый юный участник отряда, всеобщий любимец Саша Чекалин (в его честь в 1944 году райцентр Лихвин был переименован в Чекалин). Табличка «Так будет каждому партизану» с груди юного Героя, повешенного для устрашения на центральной площади Лихвина, находиться сегодня в Центральном музее Вооружённых Сил Российской Федерации в Москве… В противовес ожиданиям врага, террор населения и гибель боевых товарищей только жгуче усилили желание бойцов отряда «Передовой» бороться и мстить оккупантам… В своём дневнике Дмитрий Тимофеевич Тетерчев писал: «В то время, когда немцы усиленно подбрасывают военное имущество и подкрепления генералу Гудериану, мы ежедневно делаем боевые вылазки».
Следует особо отметить по представленным событиям доступные документальные данные со стороны противника. В 2001 году немецкий историк Йоханнес Хюртер опубликовал дневник и письма генерал-полковника Готхарда Хейнрици – германского военачальника времён Первой и Второй мировых войн. Во время Второй мировой войны он принимал участие в боях и на Восточном, и на Западном фронтах. В 1941 году командовал 43-м корпусом во 2-й танковой армии Гудериана. Именно его войска и лично он «квартировали» в захваченных немцами Козельске, Сухиничах и Лихвине, и именно при нём были совершены показательные казни над схваченными партизанами. Находясь в Лихвине, он писал в своём дневнике 2 ноября 1941 года: «Лейтенант Бейтельсбахер прикончил в целом 12 партизан, некоторых вчера в Лихвине, некоторых сегодня тут неподалёку. …Тем не менее, два бродивших под Лихвином красноармейца убили одного из наших солдат». Запись от 5 ноября, сделанная там же в Лихвине, но уже для отчёта семье: «Два дня назад погода поменялась. Ежедневно холодает. Сегодня минус 5. Болотистые дороги замерзают и превращаются в череду ухабов, что не очень здорово для наших машин. Но в общем и целом мобильность повысилась. Особым случаем было вчерашнее прибытие первого поезда со снабжением. По такой погоде город Лихвин предстаёт в куда более радужном свете, чем до того. Вовсе не уродливый, стоит он на крутом западном берегу реки Оки, возвышаясь где-то на 30–40 метров над рекой. Глубокие залежи глины отделяют город со всех сторон, как если бы это был замок. С торговой площади открывается вид на долину Оки, километра 4 в ширину. Воздух кристально чистый. Всё вокруг окрашено в коричневый. Коричневый – главный здешний цвет, включая и русскую униформу. Территория вокруг Лихвина очень плодородна, т.к. в земле много глины. …Здесь полно партизан. Большевистское правительство приказало всем членам партии остаться в нашем тылу и вести партизанскую войну. Они уничтожают все склады – в Лихвине они спалили запас кожи стоимостью 8 миллионов марок – и совершают налёты, увы, каждый раз небезуспешные. По большей части, они атакуют маленькие реквизиционные команды, которые рассылаются войсками по округе в поисках пропитания. Днём они скрываются в норах и ущельях в лесу, а по ночам добывают себе продовольствие в деревнях. Наш русский переводчик (Бейтельсбахер) с огромным рвением ведёт с ними борьбу. …За прошедшие 3 дня переводчик поймал 15 и разделался с ними, среди них было несколько женщин. Эти партизаны клятвенно верны друг другу. Они позволяют себя расстрелять, но не предают товарищей. Они знают, что их убьют без задней мысли. И всё же они молчат до конца и заявляют, что ничего не знают». В дневнике Готхарда Хейнрици последней из Лихвина была запись, датированная 6 ноябрём: «На глазах растёт активность партизан под Лихвином. 6 числа Бейтельсбахер поймал 60 человек, из них 40 красноармейцев, 20 он сумел осудить и прикончить. Одного молодого парня они повесили в городе…» Именно здесь с равнодушной жестокостью и будничным цинизмом хозяина палача, вместе с расстрелами схваченных патриотов идёт речь о казни истерзанного Саши Чекалина… По воспоминаниям Ефима Ильича Осипенко в 1974 году, позже опубликованным в сборнике «Люди долга и отваги», так был описан самоотверженный подвиг партизана в его последнем боевом задании: «И сейчас, 33 года спустя, он помнит чуть ли не по минутам тот день – 22 декабря 1941 года. Уже прилетела в отряд самая долгожданная весть: началось наше наступление под Москвой, фашисты бегут. Уже несколько дней была слышна – сначала глухо, потом всё более отчётливо – артиллерийская канонада. Приближалась линия фронта. А накануне запыхавшаяся связная учительница Антонина Музалевская принесла важное сообщение. На ближних станциях Лужки, Черепеть, Ханино и других скопилось много вагонов с военной техникой, боеприпасами, награбленным имуществом, которые должны уже завтра двинуться на запад. Мнение партизанского совета было единодушным – во что бы то ни стало помешать этому, вывести из строя железнодорожную ветку. – У нас осталась добрая порция аммонала, килограмм двадцать с лишним, – сказал Осипенко. – Есть и гранаты. Утром устроим фрицам посошок на дорожку! Поднялись рано. Взяли взрывчатку, лопаты и двинулись в район станции Мышбор. Шли в приподнятом настроении, радуясь удивительно голубому небу, весёлому солнцу, похрустывавшему под ногами снегу. В нескольких километрах от станции остановились у намеченного заранее места для взрыва – рядом со стрелкой. Стали по очереди дружно копать яму между рельсами. Даже перестарались: когда высыпали взрывчатку, то Ефим Ильич увидел, что яма получилась слишком глубокой и широкой. Пришлось руками осторожно сузить её – чтобы аммонал распределить равномерно, а рукоятка заложенной сверху противотанковой гранаты доставала до рельсы. Неподалёку нашёлся длинный провод. Один его конец Осипенко скрепил с предохранительной чекой, а с другим – залёг в снегу за кустами. Расчёт был прост: в нужный момент выдёргивается чека, граната взрывается от удара вагонного колеса, а вслед за нею и аммонал. Потекли напряжённые минуты ожидания. Вот наконец-то показался поезд. Порожняк. Ну что ж, можно и его… Пора! Осипенко дёрнул за провод и даже зажмурился в ожидании взрыва. Но что это? Состав не спеша прошёл мимо – и ничего! Ефим Ильич первым подскочил к полотну. Чека валялась рядом, но граната отошла от рельсы, потому колесо и не задело её. Значит, надо попробовать другим способом. – Назад! Всем назад! – приказал он. И, отбежав сам, сорвал с пояса гранату, метнул её. Но она, ударившись о шпалу, взорвалась в стороне от самодельной мины. Бросил ещё одну – результат тот же. Больше гранат не было. Митькин приложил ухо к рельсу. – Всё пропало! Скоро будут здесь! – Что значит пропало! Отойдите все и подальше! – крикнул Осипенко. Никто не двинулся с места. – Я же вам сказал, отойдите! И добавил такое, что партизаны впервые услышали из уст своего спокойного начальника штаба. Только тут они поняли: он задумал что-то – и нехотя подчинились. А Ефим Ильич быстро огляделся вокруг. …Взорвать! Взорвать! Взорвать! – яростно стучало в голове. Взорвать во что бы то ни стало эту треклятую гранату, а вместе с нею и килограммы взрывчатки, заложенные под шпалы. Счёт шёл на неумолимые, ничему не подвластные секунды. Потому что гудели уже тонко рельсы, извещая о приближении тяжёлых составов. Тогда и попался ему на глаза железнодорожный указатель – длинный шест с укреплённой на нём массивной доской. Рывок – и шест сломан у основания. Теперь – назад, туда, где торчит из земли рукоятка противотанковой. В удар с ходу он вложил, кажется, все свои силы. И последнее, что увидел, – ослепительную вспышку, а звук мощного, разметавшего полотно взрыва почему-то так и не услышал. Товарищи со всех ног кинулись к нему и увидели вместо лица кровавую маску. «Убит! Убит!» – были первые слова, которые дошли до его сознания. – Нет, я живой, – простонал он, – только ничего не вижу… Каким-то чудом оставшегося в живых, всего израненного, ослепшего, его унесли в лес на руках. А через несколько дней пришло освобождение. И партизаны узнали, что трофеями наших войск стали так и застрявшие на станциях, благодаря диверсии, несколько паровозов и около четырёхсот нагруженных вагонов (в которых оказались богатые трофеи: 130 грузовых машин, мотоциклы, автоматическое оружие, боеприпасы и различное снаряжение, продовольствие…). Потом были госпитальные палаты с ничем не истребимыми запахами лекарств. Там однажды и прочли ему «Правду» с Указом о награждении тульских партизан. Второй после слов «наградить орденом Ленина…» шла его фамилия. Сам орден вручали уже в Москве, в другом госпитале. И сидевшие, а то и лежавшие в зале такие же, как он, фронтовики неистово били в ладоши, стучали об пол костылями. Были и приезд жены, Ольги Ивановны, возвращение через много месяцев в Сухиничи, встреча с сыновьями. Только вот младшего, Колю, родившегося без него, он долго ещё не мог себе представить и особенно часто гладил по голове. Здесь он узнал, что награждён за безупречную службу в органах внутренних дел орденом Красного Знамени. В помещении районного отделения милиции, в таком знакомом ему, переполненном кабинете – пришли все, кто находился на месте, – новый начальник вручил Осипенко медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. Было трудное, очень трудное, одному ему известно, какое трудное привыкание к слепоте. И полынно горькие минуты, когда казалось, что он – один на один со своею бедой. Но и тогда мужество не покинуло его. Слепой, он наравне с подраставшими сыновьями косил траву, работал в огороде, даже вырыл погреб. И, конечно же, вместе с Ольгой Ивановной воспитывал мальчишек. Оба сына получили высшее образование, старший – инженер, младший – хирург». Накануне отхода немцев с исключительной смелостью действовала и другая группа партизан отряда «Передовой». По оперативным донесениям из военных сводок конца 1941 года: «Ночью 25-го декабря комиссар отряда тов. Макеев пробрался в районный центр город Лихвин, где в то время ещё были немцы. Явившись в городскую управу, убил находящегося там офицера и объявил немецким ставленникам от имени Советской власти приказ: до прихода частей Красной Армии сохранить в целостности все продовольственные запасы, наладить работу хлебопекарни и бани. Для беспрепятственного движения частей Красной Армии, преследовавшей отступавшего врага, восстановить мост через реку Ока… Приказ партизан, переданный Макеевым, немецкими ставленниками был выполнен. 26-го декабря Красная Армия заняла город Лихвин и партизанский отряд соединился с частями Красной Армии». До начала работы районных учреждений порядок в городе и его окрестностях поддерживали партизаны...
В первые послевоенные годы жизнь израненного партизана, уязвимого незащищённостью ослепшего человека, удивительного по порядочности и скромности неутомимого, усердного труженика, складывалась непросто. И стала новым, суровым испытанием для Ефима Ильича, с которым он вновь стойко, исключительно достойно, справился… Ефим Ильич Осипенко умер в 1981 году. Он был бессменным председателем торговой комиссии, его много лет выбирали депутатом горсовета, где благодаря его заботам многое удалось сделать для восстановления и благоустройства Сухиничей. Он Почётный Гражданин Суворовского района Тульской области и Сухиничей. В его честь названа одна из улиц Сухиничей, а его награды с копией медали «Партизану Отечественной войны» 1-й степени №000001 выставлены в экспозиции Музея УМВД России по Калужской области – оригинал храниться в Центральном музее МВД России в Москве.
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4-го февраля 1942 года о награждении орденами и медалями партизан, отличившихся в партизанской борьбе против немецких захватчиков
| |
| Просмотров: 12460 | |
| Всего комментариев: 0 | |